Сказка 6 (продолжение 2)

Тролль поспешно поднялся и стал напяливать на себя кое-как просохшую одежду. Зука хихикала, утираясь концом платка, чайка махала крыльями и вскрикивала.
— Я знаю твою чайку, — сказал Моули, снова усаживаясь у костра. – Думаю, это она виновата в том, что я здесь оказался. В воду меня тоже ты сбросила? – спросил он, глядя в чайкин глаз.
— Уи! – крикнула Сун, и Моули мог поклясться, что она ухмыльнулась.
— Не сердись на нее, Сун ничего особенного не сделала — ей просто хотелось меня развлечь, — Зука улыбнулась, показывая большой длинный зуб.
Моули поежился в сырой одежде и ничего не ответил.
— Вот что, — сказала тролльчиха, — пойдем-ка в мою хижину. Там обсохнешь, поешь, не оставаться же тебе здесь.
— Меня могут искать, — возразил Моули. – я должен сидеть у берега.
Зука хмыкнула и покачала головой с самым загадочным видом.
Моули вздохнул, поднялся и нерешительно посмотрел на костер.
Тролльчиха толкнула его в спину, понуждая идти, а сама обернулась через плечо и пробормотала набор непонятных звуков..
К изумлению Моули, в ответ костер прошипел что-то и затух.
— Вот это да! – тролль во все глаза уставился на Зуку. – Что за новое заклинание?
— Не новое, а старое, — назидательно ответила та, снова толкая его в спину.
Моули послушно двинулся вперед, в заросли сухих деревьев. Тропинка спускалась вниз, где бежал по своему руслу узкий ручеек. Над ним склонялись большие страшные стволы, покрытые лишайником, толстой паутиной и пустыми гнездами.
Зука теперь шла впереди, а на плече у нее, вцепившись когтями, сидела одноглазая чайка. Наконец они приблизились к большому поваленному стволу, перекинутому через ручей, Зука вспрыгнула на него, за ней Моули, и оба оказались на крошечном островке. Посреди шелестящей болотной травы стоял домик.
Ивовые прутья, густо переплетенные между собой и обмазанные речной глиной, а поверх — аккуратная крыша из камыша — вот что представляло собой жилище. Ни единого окошка, правда, сквозь крышу торчала труба из коры, и из нее вился дымок.
Моули потянул носом – пахло ухой.
— Проходи, — гостеприимно повела рукой Зука. – Ты мой гость… не скажу за сколько лет, а то испугаешься.
И она снова засмеялась, а чайка ухмыльнулась.
У входа в домик на бугорке росли первые весенние цветы, желтые и лиловые. Проходя мимо, Зука нагнулась без усилий и втянула воздух большим бородавчатым носом. На лице ее расцвела уже привычная Моули улыбка.
В глиняной избушке было тепло и сухо. Булькала на очаге уха в большом котелке, чистый пол устилала солома, на столе из очищенного пня красовались глиняные миски.
— Так ты давно здесь живешь? – спросил Моули, когда Зука налила ему ковшиком ароматной ухи.
— Лет двести, триста… — протянула Зука, усаживаясь напротив и принимаясь хлебать варево глиняной ложкой.
— Ты всегда жила одна?
— Нет, конечно, — зафыркала Зука, разбрызгивая суп в стороны. – Так же, как и ты, отправилась искать дальние страны и новых друзей.
Моули удивился: кажется, он не успел рассказать о своих мыслях.
— Тебе-то сколько лет?
— Немного меньше трехсот, — признался тролль.
— Вот и мне столько было, когда я пустилась в путь-дорогу, — кивнула Зука.
— А сейчас тебе…
— Больше пятисот, я уже и счет потеряла. Да и кому нужны теперь мои года, — горестно заключила она.
— Если тебе тут так грустно – а здесь и правда очень тоскливо! – почему ты не вернешься к своим?
— Не могу, — вздохнула Зука и отложила ложку в сторону. – И ты не сможешь. Отсюда нельзя никуда уйти, и никто не найдет тебя.
Моули закашлялся, поперхнувшись супом:
— Но почему?!
— Гиблое Место, — ответила Зука, глядя на него большими печальными глазами.