Пять степеней свободы

С этим человеком я встретилась в больнице, где работала в группе волонтеров. Корпус с ранеными стоял в стороне от тех, где лежали обычные гражданские больные – тех мы даже не видели.

Три раза в неделю мы приходили в госпиталь, помогали с уборкой, переносили живых и мертвых, ну а меня медсестры брали с собой ассистировать при перевязках – я не падала в обмороки, в отличие от моих слабонервных друзей.
Обычно я старалась глядеть мимо тех, кого мы «обрабатывали», чтобы по ночам не снились кошмары, но этот… он пристально смотрел на меня, пока медсестра ковырялась в его ранах, и я не могла отвести взгляд. И к своей досаде я чувствовала его боль так, что слезы капали с подбородка – а в расширенных зрачках его светлых глаз отражалась при этом странная пустота.

Однажды мы пришли в палату, где он лежал – а его кровать была пуста. У меня ноги подкосились от мысли, что он умер, этот раненый с седым ежиком на черепе и такой же щетиной на загорелом лице.
— Эй, — сказала медсестра, глядя мне в лицо, — ты чего? Его перевели к выздоравливающим.

И потом я встретила его во дворе. Он был в серой военной форме без погонов и знаков отличия, а пилотку держал в руке и, когда меня увидел, – вытер ею пот со лба.
— Привет, – сказал он.
И я обрадовалась. Потому до последнего момента думала, что его отнесли туда же… в белый параллелепипед около корпуса – морг.
Под форменной рубашкой у него была надета старая зеленая футболка, а с шеи свисал шнурок с металлической полоской – медальоном.
— Я выписываюсь, — сказал он и улыбнулся. – Заходи в гости. Десятая улица, микрорайон М. Самый большой дом, иди вдоль него – я живу на первом этаже, буду каждый день смотреть в окно.

Я покачала головой, а он снова улыбнулся и пошел к воротам. Оглянулся на меня, поднял руку, но тут из морга вышли санитары – и он шагнул за ворота.

Я все-таки пошла туда. День был свободный, занятий не намечалось и по графику мы в больнице не дежурили. Я даже взяла с собой рюкзак с продуктами – экологически чистыми, из тех, что были в больничной столовой.
Солнце плавилось в жарком воздухе, соединяя, как в печи, небо и землю, пока я шла, загребая ногами. Большой дом я увидела издалека – кажется, раньше здесь был завод. Длинный корпус вдоль просторной широкой дороги, где под ногами в серой пыли катались металлические шарики – от самых крохотных до больших и очень больших. Некоторые были ржавые, другие ярко блестели, и я не удержалась, подобрала несколько разных и опустила в карман на рюкзаке.
Из открытых окон на меня смотрели люди – в основном мужчины, женщин было всего две-три, и они безучастно таращились вдаль.
Один из мужчин окликнул меня:
— Дочка! Кого-то ищешь?
Я нерешительно приблизилась. Он показал на рюкзак и снова вопросительно посмотрел на меня.
— Да… ищу. Не знаю, как его зовут, но он такой… седой, глаза светлые.
— А, — он пошевелил пальцами в воздухе. – Знаю. Капитан Политьери. Иди вперед, дочка, почти до конца.
Я пошла, а он все смотрел мне вслед, и я думала, как же он понял, кого я имею в виду.

Капитан Политьери приветствовал меня тихим свистом. Хорошо, а то я его сразу не узнала: он чисто побрился, и вся голова его была абсолютно блестящая и коричневая. Только глаза и зубы сияли, как капли молока в кофе.
— Привет, — сказала я. – Зачем это вы обрились наголо?
Он засмеялся.
— Вылезли все. Большая доза облучения.
Он казался совсем нестрашным, и я подумала, что зря так долго его боялась. Я понимающе покивала и снова спросила:
— Что у вас тут? – и повела головой вправо-влево.
— Типа хосписа. Вон там на верхних этажах живут те, кто не так уж плох, а по мере ухудшения каждый доходит до первого этажа – отсюда санитарам удобнее нас забирать в вечный путь.
Увидев мое лицо, развел руками и пояснил:
— Они сразу определили меня на первый этаж. Ну и дураки, скажу тебе, потому что я-то выкарабкаюсь. Не бойся за меня.
Откуда он взял, что я боюсь за него?
На его поджаренной солнцем шее все еще болтался медальон, я пригляделась – он был похож на кусок коры дерева, только из металла, а на нем зиял, как рваная рана, неизвестный мне символ вроде зигзага молнии.
Я перевела глаза на капитана Политьери. Он пожал плечами и ответил:
— Долго рассказывать.
Я сняла с плеч рюкзак, положила на подоконник, неловко уселась рядом и посмотрела на капитана.
— Это амулет моего друга, — сказал он и указал головой на рюкзак. – Покурить там нет?
— Нет, — ответила я.
— Мой друг говорил, что на нем вырезан какой-то древний рунический символ силы. Но я называю этот амулет по-своему – «Пять степеней свободы».
Я широко раскрыла глаза, и он продолжал:
— Не знаешь, что это такое – степени свободы? Это в физике количество перемещений, при которых меняется состояние механической системы.
— А, — сказала я.
— Мой друг говорил, что амулет – защита. Мое мнение – человеку нужна не защита, а свобода.
Я смотрела на него, ожидая продолжения. И он продолжал, улыбаясь уголком рта и глазами:
— Первая степень свободы – от страха. Еще в детстве мы с друзьями попали в грозу, в лесу. Знаешь, что такое лес? Это когда деревьев больше, чем людей. Мои друзья все время тряслись, что в нас ударит молния, и я тоже трясся. И она ударила, но в дерево рядом. Мои друзья намочили штаны, я, наверное, тоже… Но в какой-то момент мне стало весело. Это такой драйв – когда ты выше страха…
Вторая степень свободы мне тоже открылась случайно. Я рос без родителей, меня воспитывал брат матери, но он и сам был чуть старше меня, почти подросток. Один раз мы с ним тоже отправились в лес – была у нас идея создания супероружия. Испытание прошло для меня неудачно – разворотило полбедра. Он сказал, чтобы я ждал его, вдвоем не дойти, он приведет помощь. Мы так оба решили, но я до последнего надеялся, что он передумает и не оставит меня одного. Он оставил. Я помню и сейчас, как смотрел в его удаляющуюся спину, как он превратился в крохотную точку на дороге, и как я крикнул верхушкам деревьев, которые надо мной сомкнулись: «Ко-ооос…» — тут капитан сглотнул и умолк, а кадык на его шее дернулся.
— Он вас бросил?
— Нет, конечно. Привел друзей, когда уже было совсем темно, и я много чего передумал. Вот тогда я и надумал, что человек всегда одинок, живет наедине с собой, и, тот, кто свободен от привязанностей, всегда сильнее.
— Если каждый будет сам по себе, как нам всем выжить? – возразила я.
— Я думал об этом… Тогда, в юности. И решил, что моему упавшему духу нужна опора. Вера. Религии, особенно для вашего поколения – это древность. Я не очень в них разбираюсь, но мне хотелось думать, что есть высший разум, который меня бережет. И я верил! Пока не осознал, что и вера делает меня уязвимым. Когда я жду помощи и справедливости извне, сверху, я теряю силы изменить что-то самостоятельно. А я могу это сделать! Тот самый высший разум – это я сам, мое внутреннее Я.
Он замолчал.
— А что случилось потом?
Он не сразу ответил, и я уже подумала, что ему совсем плохо, но он заговорил снова:
— Потом я поборол свою привязанность к дому.
— К тому месту, где вы жили?
— И к нему, и к миру вообще – когда оказался абсолютно в другом измерении. А там все по-другому, не верь, если кто-то скажет, что существуют подобия. Во Вселенной – бесконечность неповторимого… Хотя где-то оно и повторяется, конечно. Но если будешь искать свое, родное, похожее – это тоже ограничивает твою свободу.
— А пятая степень? – спросила я, потому что капитан опять замолчал.
— Пятая… — сказал он и сжал свой амулет в кулаке. – Я тебе потом скажу. Приходи еще.
Я вытряхнула продукты из рюкзака, перелезла через подоконник и пошла назад, по пыльной дороге, усеянной россыпями шариков.

Я пришла снова через четыре дня.
Солнце садилось, в воздухе ощущалась прохлада.
— Дочка! – услышала я.
Давешний знакомец смотрел на меня из окна.
— Ты ведь к капитану Политьери?
Я кивнула и приблизилась.
— Не ходи, — он замялся. – Вот, он просил тебе передать.
И протянул мне амулет.
Я стояла и даже не могла дышать, не то что пошевелиться.
Потом спросила наконец:
— Когда?
— Вчера… вот в это же время. И еще он просил тебе передать… погоди, я точно припомню… Вспомнил: «Пятая степень – от себя».
— От себя? – непонимающе повторила я.
— Да. Он сказал, что ты поймешь.

Я надела амулет на шею, кивнула ему на прощание и пошла.
Заходящее солнце светило мне в спину, а впереди меня плелась длинная тень. И вдруг рядом вытянулась вторая тень. Я не стала оборачиваться, даже когда в ноги мне покатились шарики.
— Человек – это не бренная изношенная оболочка, — слова отозвались на уровне точки в середине груди, там, где амулет капитана Политьери прожигал мою кожу, раскаляясь все сильнее, и я прижала руку к этому месту. – Человек – это большее, если в нем есть истинная целостность. Он будет жить вечно, и ничто не может его победить.

Запись опубликована в рубрике Миру-мир с метками , , , , , , , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.