Мне много лет. Очень много. Мой правнук, хороший парень, дал мне прозвище «Мафусаил», коротко «Маф». Он говорит: «Маф, ты молодец, ты умеешь на компьютере!» Или с компьютером, я не помню, неважно. Еще он говорит, что я вкусно готовлю, лучше всяких женщин, и понятно поэтому, что я не женат. Конечно, давным-давно я был женат, моя жена приходится прабабушкой этому парню, но вместе мы жили недолго – все время ругались, в основном, из-за денег. Она говорила, что я лентяй, раз в доме вечно не хватает денег, и при этом сама постоянно ходила по галантереям и парикмахерским. Записалась на курсы медсестер, но не была там ни разу. Мы развелись, я поселился в этом доме один, а сын часто приходил пожить ко мне, когда мать его сильно доставала. В общем, у нас веселая семья, вы поняли.
Сейчас я по-прежнему живу один, хотя не совсем – с собакой. Это лохматая, как терьер, дворняга, вся седая, и ее тоже зовут Мафусаил, потому что по собачьему возрасту она, наверное, старше меня. Мой Маф все понимает – так долго мы прожили с ним вместе. Вот и сейчас понимает, что я о нем – шевелит хвостом и дергает ухом.
Когда мои стариковские болячки позволяют выйти из дома, я люблю копаться в саду – летом, конечно. Зимой мы с Мафом и носа наружу не высовываем, за исключением того, что он бегает по нужде два раза в день недалеко от крыльца. Летом же я вожусь с деревьями или цветами, а еще у меня есть грядка с душистыми пряностями и травками. Продукты приносят внук или правнук – по очереди, когда кто-то из них свободен.
И зимой, и летом большую часть дня мы с Мафом спим. Говорят, старикам не надо столько спать, а лучше стараться каждую минуту наслаждаться жизнью. Может, и правда, но я для себя решил, что мне легче будет перейти в мир иной, если я и так одной ногой всегда там во время сна. А еще мне нравится, что во снах я всегда молодой, и со мной общаются красивые женщины. Да, даже таким старикам, как я, нужны женщины, хотя бы во сне.
Мне кажется, нам с Мафом снятся одинаковые сны. Во всяком случае, мы засыпаем вместе, рядом, и он мне снится тоже. Во снах мы много гуляем, места вроде родные, но незнакомые – улицы или дома, комнаты. Если это мир иной, то скажу вам – какой-то он неуютный, вроде пыльный.
За долгое время сна у меня выработалась привычка: спрашивать себя, во сне ли я сейчас? Главное не забывать. Поэтому я время от времени поглаживаю Мафа между ушей, и он с завидным постоянством говорит «гав». Тихо говорит, ведь он стар и слаб, но все-таки его лая достаточно для того, чтобы нам проснуться и отделить явь от кошмара.
Иногда я вижу вещие сны… Например, приходит правнук и говорит мне, что где-то там началась война. А я отвечаю, я знаю уже, мы вчера с Мафом прогуливались неподалеку и поняли, что туда дороги нет – туман стоял, как стена свинца. И, конечно, парень мне говорит, что я старый маразматик. А я и не спорю…
Впрочем, я отвлекся… Нынешней весной, едва сошел снег, ко мне заявился гость. Мы с Мафом еще не собирались выходить, потому что мерять грязные лужи мы не любим. Правда, у меня закончилось шведское имбирное печенье, но назавтра я ждал внука или правнука и уже сделал им заказ.
Поэтому открывать я не собирался. Но Маф начал скулить, пришлось покинуть кресло и дойти до двери.
— Кто вы и что вам нужно? – спросил я.
— Я по поводу ваших садовых гномов… Откройте, пожалуйста.
И я открыл ему. Не знаю зачем. Думаю, виновато тщеславие – в мои-то годы! Я подумал, что он хочет выразить свое восхищение и даже сделать заказ… хотя заказы выполнять я, конечно, не собирался.
За дверью переминался незнакомый мне тип, белесый, как росток из-под земли, и такой же лысый. От него чем-то неприятно пахло, потом я понял чем – анисовыми каплями. Не люблю этот запах.
— Что вам угодно? – снова спросил я.
Он вошел, аккуратно прикрыл за собой дверь и вытер ноги о половичок.
— Долго стучал – а вы не открывали.
— Ну и что? Я спал.
— Днем?
Я пожал плечами.
— Хотелось бы узнать о ваших гномах подробнее.
В этот момент мне стало не по себе – предчувствия в мои годы много значат. Особенно если видишь вещие сны.
Я пожал плечами:
— Я их сделал сам.
И все еще ожидал услышать комплимент. Старый дурак.
— Это я понял… Но кого они изображают? Вы же не станете утверждать, что это просто фигурки.
Ну вот, так я и знал. Внук много раз мне напоминал, что сама по себе старость никого не защищает, все мы уязвимы.
— В общем, нет… Я их называю «вожди».
— Вожди? – он напрягся. Но при этом пытался ухмыльнуться. Желтые зубы на желтом лице.
— Конечно. Мне, как и всем людям, нельзя жить без вождей. Вожди водят. На войну, на работу – сначала надо вождю поклониться, испросить разрешения. Вот я их себе и смастерил.
— Это вроде божки? Идолы?
— Можно и так сказать. Какая вам разница?
— Это я после уточню. Вы утверждаете, что цивилизованный человек может называть своим вождем самодельную фигурку?
— Вы думаете, не может? Фигурка ничем не хуже любого вождя. Я не видел ни одного, кто дал бы мне больше. Как раз к своим вождям у меня нет претензий.
— А к другим?
— К другим тоже нет. Но мои хотя бы отпугивают ворон – а смысл других мне неясен. Вождей сначала выбирают, превозносят, потом разоблачают и свергают. Хлопот много, а пользы никакой.
Он так замер, что если бы не запах аниса, я бы подумал, что он уже ушел.
— Вы ведь понимаете, зачем я здесь? Будет лучше, если вы сами мне покажете свои… художества.
И мне пришлось выйти с ним в сад. Я сунул ноги в зеленые резиновые сапоги с заплатками и надел старый болоньевый плащ прямо на пижаму.
В саду было очень сыро и грязно.
Ежась от порывов ветра, мы смотрели на глиняные фигурки, которым я старался придать портретное сходство. Краска на многих облупилась, но тем милее они мне казались.
— А это что? – он показал на седалище гнома, из которого торчал растрепанный пучок вороньих перьев.
— Ну вождь же, — пояснил я и даже хотел сложить руки в молитвенном жесте, но только глубже убрал их в карманы. – Им всем нужны перья.
— Объясните мне, зачем вас потянуло на эти глупые шутки, а? Вы же взрослый… вы старый человек, и не могли не понимать, что кого-то ваши… инсталляции оскорбят, и это будет иметь последствия.
Я пожал плечами.
— Ну ее к черту!
— Вы о ком?
— О соседке. Я знаю, почему она на меня донесла, но не собираюсь подстригать изгородь с ее стороны. Я и со своей-то не подстригаю.
— Вот как… Ладно, неважно. Я вынужден принять меры.
— Меры? – я заботливо снял опавший лист с головки самого старого вождя. Мой первенец – его я делал с опаской. Во времена этого вождя со мной и не пытались бы договориться, а пристрелили на пороге собственного дома. Сейчас-то я всерьез не боялся.
Мой гость поморщился, намекая, что положение обязывает его к некрасивым поступкам, и даже выразил сочувствие глазами, бровями. Его плешь блестела от измороси, а капельки скатывались в бороздки лобных морщин. Сколько лет этот человек выполняет свой вынужденный долг? Его, наверное, ненавидят, как он ни оправдывается, а может, и молятся за упокой его души – и он знает об этом, возвращаясь домой, к своей семье, после рабочего дня. И когда он ласкает свою жену, детей, собаку, то при этом помнит, сколько таких же живых душ его проклинают… Что ж, можно ему посочувствовать.
Я наклонился, поднял с земли обломок кирпича и ударил по голове… нет, не его, а фигурку того человечка, который стоял последним в шеренге вождей. Я-то знал, что голова у него пустая, полая внутри – а потому она и раскололась, и раскрошилась на несколько частей.
— Ну, убедились? – спросил я и закашлялся, потому что глотнул холодного воздуха вместе с дождем. – Мир не рухнул. Осталось лишь убрать черепки.
Ну и тут я, конечно, понял, что сглупил, когда надругался над его чувствами. Блевотный парень – ну и что? У него было дело жизни, хоть довольно подлое – но он в этом деле чувствовал свою важность. Я, к примеру, никогда ее не чувствовал, потому что ни черта не сделал значимого – разве что принял участие в зачатии неплохого сына. Может, потому я и мастерил своих вождей – чтобы доказать себе, как я крут в своем личном мире.
Но лучше бы мне было повиниться, а не изображать героя.
Конечно, я боялся не за себя, когда он привычным движением потянулся за наручниками, а темная дырочка смотрела мне в лоб. Я подумал про засранца Мафа (даже не гавкнет мне напоследок, для проверки – а вдруг это сон?), ну и еще испугался за правнука, который мог забежать ко мне в неурочный момент. Даже за соседку, которая на меня донесла – склочная старуха, но я помню ее красавицей в медовых кудрях и карамельных веснушках.
Дождь моросил, а ветер стих. И вдруг в кармане под рукой запиликала маленькая трубка, подаренная правнуком на Рождество. Как это могло случиться, если он велел мне ее заряжать, а я сунул в старый плащ и позабыл?
— Маф, это ты? Я приеду сегодня, а то завтра у нас линейка в школе! Тут такое случилось…
Я проморгался сквозь капли дождя – и не увидел рядом своего гостя. Он как будто испарился, а вместе с ним и запах анисовых капель.
— А что случилось? – спросил я и поспешил к дому.
— Ну это… Президент убит. Представляешь, что творится? Ладно, жди, я скоро заскочу, печенье тебе купил.