Тот самый парень

Тот парень был вполне и ничего себе — крепыш с упрямым лбом, молчаливый, взгляд исподлобья, смотрит сурово, как будто спрашивает. Застиранные штаны подвернуты до колен, рваные кеды.

Лето, каникулы, у нас была игра – мы искали приключений – и он привязался бегать за нами. Никто не обращал на него внимания, балласт, конечно, но никаких неудобств он не доставлял. Пока однажды мы, раздобыв бутылку водки, не надумали закусывать выпивку то ли беконом, то ли салом.
А он сказал:
— Нельзя, ребья… Блеванете.
Его не услышали, а потом так и случилось, как он пообещал. Тогда я первый раз его побил – наверное, потому, что он оказался прав. Крепкий парень, но против меня ему было не сдюжить.
Второй раз это точно произошло из-за моей девушки – я ее считал своей, самую красивую во всем городе. Длинные волосы, стройная фигурка и прямая осанка, глаза с лукавинкой и голос со смешинкой.
Нет, тот парень к ней не приставал, он только смотрел исподлобья, как будто спрашивал, и вытягивал шею, как будто слушал. Женщины это любят, правда? И я решил с ним разобраться, чтобы знал место. Но он не струсил и даже не обиделся… А обиделся, когда я подколол его, что они с матерью и бабкой живут в монастырском флигеле, я это случайно узнал, вот думаю, уроды, вот нищета, да я ему…
Я сказал:
— Вы правда там живете? А мать твоя не знает, от кого тебя родила?
И тут он сам на меня кинулся, налился кровью, весь покраснел с головы до пят, запыхтел, я даже сначала не понял, растерялся от неожиданности, и ему удалось меня свалить. Потом я подмял его под себя и уткнул лицом в землю, а он рычал и извивался, пока не выбился из сил.
— Отпусти его, — сказала моя девушка, и я ее послушался, потому что у нее слезы в глазах блестели, а не лукавинки.
Я откатился в сторону – он поднялся с трудом, как раздавленный жук, суча лапками. И ушел, не оглядываясь, сгорбленный, неуклюжий, понурый.
После нашей драки тот парень пропал, говорили, что уехал в столицу работать или учиться.

Я встретил его, когда решал вопрос со своим бизнесом: брал кредит на строительство и закупку оборудования, составлял техобоснование, денно и нощно советовался с друзьями и консультантами, бегал по финансовым и государственным инстанциям.
И тут вдруг он.
Надо сказать, я вспоминал о нем иногда – что-то скребло на душе, кошки или совесть. Наводил справки, узнал, что его мать умерла, а вслед за ней и бабка, что на похоронах его не видели, и я подумал, не сгинул ли он часом… Не сгинул, оказывается.
Я узнал его сразу, когда открыл дверь кабинета, шагнул к столу с аккуратными стопками бумаг, увидел, как человек в кресле поднял голову, и выпалил:
— Ты?
Он не ответил, даже не кивнул.
Потом я спохватился, начал с имени-отчества, а сам все думал: неужели ошибся? Тот же упрямый лоб, нос картошкой, а главное – вопрошающий взгляд исподлобья. Но он ничем мне не дал понять, что когда-то мы были знакомы, хоть и не лучшим образом. Я излагал свои тезисы, он слушал, а потом сказал без всякого стеснения:
— Чем вы можете мне помочь?
И я подумал: нет, не он. Тот парень был из самых низов, но тогда я, если признаться, завидовал его внутренней силе – ведь и моя девушка тогда ее почувствовала! Тот парень был несгибаем, хоть и сдался под напором физической силы, но ни на шаг не уступил мне в своих принципах, в своей привязанности, в своем уважении к тому, что было для него ценно.
А этот… Да он сам оскорбил бы собственную мать, если бы я протянул ему не то что банкноту, а просто свой бутерброд.
Мы договорились о взаимовыгодных уступках, и я пошел к двери. Внезапно взгляд мой скользнул по цифровой фотографии в рамке на его столе, и я узнал монастырские руины города нашего детства. На их фоне стояла девушка – и мне уже было все равно, кто это. Я понял, что не обознался, моя догадка верна, и это тот самый парень. Не знаю, каким путем он смог пробиться наверх, да в общем-то понятно, что при таком умении торговаться у него многое складывалось легко и просто.
Но как такое могло случиться с человеком, которым я подспудно восхищался, и корил, и ругал себя, и помнил годами свою юношескую подлость, свою постыдную низость по отношению к слабому, но внутренне сильному противнику…
Я корил – а он изменился. Он всегда был таким, может быть? Или испытанное унижение научило его идти не в лоб, а в обход?
Наверное, смешно, что я придавал слишком большое значение мальчишеской драке и всеми забытым разборкам, а человек просто рос и добивался, чего хотел, и я тут не при чем.

Конечно, мне был дорог мой бизнес. Конечно, я знал, что партнеры не простят моего демарша.
Но я не мог поступить иначе.
Я вернулся к кабинету его начальника, попросил уделить мне несколько минут для конфиденциальной беседы – и рассказал всю суть моей договоренности с его подчиненным об условиях и сумме.
Начальник поблагодарил, отметил, что мне придется еще дать официальные показания где следует, а еще лучше доказать… Я кивнул и похлопал себя по карману, что, мол, все записано и заснято, куда ж без этого нам, переговорщикам.
Начальник понимающе покивал, а я удалился.
Вышел на улицу, сел в свою машину и, чувствуя себя откровенно по-скотски, подумал: моей подлостью была та драка или нынешнее разоблачение мздоимца, который счел нашу сделку гарантированно надежной?
Значит, вот чего я ждал, когда остановился на пороге его кабинета! Что он воспользуется возможностью отомстить мне за перенесенное когда-то унижение и тем самым снимет с моей души тяжесть давнего греха. А когда он этого не сделал, я отомстил ему сам – за упущенный шанс.

Но это оказался не конец истории.
Все началось когда-то знойным летом, и я помнил свои загорелые дочерна руки с облупившейся кожей и царапинами, и скрип песка на зубах, и особый запах солнца на пыльных листьях – лето нашего детства-юности в маленьком городе.
А поздний вечер годы спустя был зимним. Мела плотная, мокрая метель, ошметки снега размером с глубокую миску летели прямо в лобовое стекло, и никакие дворники не могли с ними справиться.
Конечно, я осторожничал, но… Удар, как будто в лицо, сотряс мой «пыжик» до основания, а темная масса тела на стекле заставила меня самого остекленеть от ужаса.
Я распахнул дверь из теплого салона в пургу – и увидел тело, лежащее перед капотом, в мокрой снежной каше возле колес.
Он был жив, я видел даже в темноте, как вздымалась грудная клетка, я слышал его хрип сквозь городской шум – я только этот звук воспринимал, других и не было.
— Я все видел, — сказал голос откуда-то сбоку, и я посмотрел на говорящего, как на апостола Михаила, а спустя минуту увидел обычного человека в куртке-аляске с капюшоном, лицо молодое, сочувствующее.
— Вы ехали правильно. Это он бежал на красный! – услышал я сквозь автомобильные гудки.
Я медленно кивнул и сказал:
— «Скорую» бы надо…
А потом спохватился:
— Не уходите! Сейчас гаишники или как их там… подъедут. Можете быть свидетелем?
— Хорошо, подожду. Да, могу.
Я сорвал с себя куртку, свернул, потянулся к раненому и аккуратно подложил ему под голову.
Лицо его было бледным, как снег, на синюшных губах пузырилась кровь, но главное, он дышал. Потом вдруг приоткрыл глаза, посмотрел на меня – и усмехнулся.
— Ты?! – я почти взвизгнул, как шины на скользкой дороге. – Не может быть! Ты?
Он снова усмехнулся и потерял сознание.
Подъехала полиция, потом «скорая», а я стоял в ступоре, открыв широко глаза и рот, и снова вернулся в тот жаркий день, и вот он, придавленный мной, ерзает в дорожной пыли, отчаянно и зло, а потом уходит не оглядываясь.
Господи, сохрани ему жизнь – только одна мысль была у меня.
— Ща реанимобиль подъедет. А с этим что? – услышал я совсем издалека.
— С этим? Да ерунда, нервный шок.

Бывают везения вроде свидетеля в нужное время в нужном месте, или того факта, что мы, провинциалы, живучи и сильны свежим воздухом нашего детства. Я навестил его, но в реанимацию меня не пустили, а потом я и не пытался больше. Все обошлось, это мне было важно.

И теперь думаю, как мы встретимся с ним снова… Потому что я чувствую, что обязательно встретимся.

Запись опубликована в рубрике Житейские истории. Добавьте в закладки постоянную ссылку.