Верь мне, друг!

Я живу в одном из этих черных зданий, похожих на остроконечные гребни волн или на кривые кубы – ну вы знаете, о чем я. Кажется, что в них нет окон, и люди совсем несведущие до сих пор уверены, что мы там живем как крысы в норе. Понятно, что нет.

На самом деле, это облицовка стен, ряд за рядом – прозрачное толстое стекло, сплошные окна. Сквозь них видно высокое холодное небо. Если кому не нравится все время на него смотреть, как будто он уже умер и Господь забрал его душу, тот загружает в стекла интерактивные проекции: море с пляжем, допустим, или лес там какой-нибудь, или улицы города в разных вариантах: мегаполис, миниполис, микрополис – где три дома и одна ферма.
Эти картинки – наш образ жизни, психологическая поддержка. Я говорю о тех, кто имеет жилье и лицензию на труд, но не имеет социальной лицензии. Замкнутые, одиночки, так нас еще называют. Для несведущих поясняю: в черных зданиях обычно находятся и наши трудовые места.
Говорят, что мы лишены гендерных признаков. Наверное, да мне и плевать на такую ерунду, честно. Не хватало еще мучиться мыслями о сексе, зная, что все эти антимонии для тебя невозможны.

Мой труд – генерация продуктов из молочного белка. Это в основном питание детей и стариков. Стариков по численности гораздо больше, потому что совсем мало кому позволено по лицензии иметь детей. Ну, дай им боже терпения, кому позволено. И так живем непросто, а тут еще и прогрызай путь своему детенышу.

На самом деле, мне не надо всех этих неприятностей с общением, а тем более с семьей, но после трудового дня хочется отдохнуть в лесу или где-то еще и немного поболтать с живой душой.
Мою «душу» зовут Улле. Это парень, то есть по физиологии он близок к мужской особи. Вообще-то мне плевать на пол, но с мужчинами легче разговаривать.
Я представляю себе Улле долговязым, с белобрысыми патлами и сутулой спиной. На самом деле, как ни представляй, а изображения людей нам запрещены. Но я временами так ясно вижу Улле среди деревьев или под пляжным зонтиком, что повторяю его мимику, ловлю взгляд и так далее.
Сегодня мы сидим на возвышенности, смотрим вниз на озеро и миниполис с аккуратными такими клюквенно-сахарными домиками (это Улле мне рассказал, какая бывает клюква).
— Смотри-смотри, какая грудастая порулила, — говорю я.
— Эта? – фыркает Улле. – Да нужна она! Пойдем лучше пива выпьем.
— Лады! – говорю я и иду взять из минусовой камеры пивные капсулы. Из плюсовой беру горячие сосисочные шарики – и мы с Улле наслаждаемся выпивкой и жрачкой.

Когда у моей двери жужжит зуммер, я прям роняю пивную капсулу, а Улле таращит свои рыбьи глаза сначала на меня, а потом на дверь.
Мне видно, что мигает красный огонек – значит, визит нанесла служба инспекторов.
— Спалился я, — говорю.
— Что такого? Нельзя выпить после работы?
— Выпить-то можно, но только в одиночестве. Мне запрещены социальные контакты, понимаешь?
— Это еще что за тюремные порядки?
— Не тюремные, нормальные. У меня просто нет лицензии на социалку.
Зуммер снова противно жужжит, разрезая тишину, как нож масло. Я не видел никогда масла в бруске, но Улле рассказывал.
— А правда, что день, когда первой встретишь женщину, сложится дерьмово? – спрашиваю я и думаю о той грудастой на дороге миниполиса.
— Правда, — отвечает Улле и смотрит на меня очень грустно.
— Плохи дела, чувак? – говорит он. – Что тебе грозит?
— Ухудшение условий… Комната в центре здания, без окон и всяких проекций. Там правда глухая нора. Только спать после работы и остается.
— Значит, мы больше не увидимся? И не поболтаем за кружкой пива…
— Да.
Улле протягивает мне руку с большой ладонью, похожей на экскаваторный ковш, и мы изображаем свое ритуальное пожатие с обоюдными тычками кулаками.

— Послушай, — говорит вдруг Улле, и я напрягаю слух, потому что зуммер уже нудит беспрерывно. – Ты же можешь совершенно без врак сказать, что я просто твоя выдумка. Что меня тут нет и не было никогда.
Я смотрю на него внимательно, стараясь запомнить своего единственного друга навсегда.
И потом говорю:
— Нет. Нет, Улле. Я лучше буду жить в глухой норе, но никогда не отрекусь от своего друга, никогда не предам. Знай, я буду помнить тебя и твои рассказы о том, какая необыкновенная и свободная была жизнь сотни лет назад.
— Ты ошибся, друг, — голос Улле дрожит, как вода в озере на моей проекции. – Я не из прошлого. Я из будущего.
Я мотаю головой от изумления.
— Там у нас в будущем все снова хорошо – каждый счастлив и живет как хочет. Никакого порядка, свободы хоть упейся и настоящей еды хоть объешься. Не верь тем, кто тебе внушает, что путь в будущее – это вечная муштра, принудиловка и рациональная подпитка. Верь мне, а не этим занудам.
— Хорошо, — говорю я и улыбаюсь, рот до ушей.
И иду открывать дверь с такой улыбкой.

Запись опубликована в рубрике Ерунда, Миру-мир с метками . Добавьте в закладки постоянную ссылку.