Он ушел на рассвете вчерашнего дня
Туда, где никто нас не ждет…
Из старинной баллады
Это был совсем юный мальчик, рыжий, с худыми длинными ногами. Наивный, как весенний стебель.
— Я буду первым из нас, кто пройдет до конца Пути, — сказал он мне в порыве откровенности.
Я взрослый сильный воин, но не видел никого, кто бы вернулся Оттуда, и поэтому я боюсь. А он не боялся. Он говорил:
— Если когда-нибудь нам суждено покинуть эти недружелюбные земли в поисках свободы и обильной пищи – то другого пути нет, поэтому надо рискнуть.
— Но почему ты? Ты еще совсем слаб!
— С каждым днем я чувствую все больше решимости – не в этом ли сила?
— Я мало что знаю о Пути, — возразил я, — но слышал, что там нужна не только сила духа, но и сила тела. Ходят слухи о физических испытаниях, которые никто не может Там преодолеть.
— Оставим, — сказал он так, как будто я был мальчиком, а он – мудрым старцем.
И ушел утром следующего дня, даже не попрощавшись.
Я ждал его у входа, вглядываясь в темноту, и все мне казалось, что легкий шорох его шагов раздастся в тишине. Но я не дождался.
Я пережил много смертей – у каждого из нас свой срок жизни. Но почему-то исчезновение этого мальчика, лучшего из нас, который когда-нибудь стал бы нашим наставником – почему-то именно эта смерть причинила мне сильную боль.
Мы не видим, когда наступает утро – только слышим дальние отголоски его. Я ощутил его как толчок, как слова «Иди. Пора.» И вышел в Путь.
Путь был узким, темным и смрадным. Когда знакомые места остались позади, а впереди – только мрак и пыль, я упрямо шел и шел, перебирая ногами в кромешной тьме. И когда уперся в металлическую решетку, означавшую конец Пути – остановился и задумался.
Там, за решеткой, было тихо. Я позвал нашего мальчика сначала шепотом, потом громким криком – Оттуда не раздалось ни звука. Было ли мне страшно? Очень. Но еще сильнее жгло меня желание броситься на помощь безрассудному мальчику, который оставался там один на один против неведомого врага.
И я шагнул за решетку.
Первый шаг дался совсем легко. Второй, третий… восьмой. Да, именно после восьмого я скатился вниз. Я упал со свистом, не успев ни о чем подумать или хоть как-то задержаться на поверхности. К слову, поверхность оказалась очень скользкой, никак не зацепиться.
Внизу было так же тихо. Я скрючился, съежился от страха и замер. Минуты шли – ничего не происходило.
— Эй! – сказал я.
Никто мне не ответил.
Я прошел вперед, назад – все та же скользкая поверхность дна пропасти. Попробовал карабкаться вверх по стене – поначалу успешно, но все равно скатывался вниз. Устал, перевел дыхание – и тут вспыхнул вокруг слепящий свет, так что я не только потерял зрение от неожиданности, но даже и оглох. Оглох и не сразу различил нарастающий грохот водяных струй.
Мощный водопад забил вниз, почти туда, где я стоял!
Я бросился прочь, но ручейки от водопада догоняли меня, грозя смыть и утопить. Я пытался вскарабкаться по отвесной скользкой стене – но тяжелые намокшие ноги путались, и стало еще труднее, чем раньше.
Так вот в чем было дело! Все, кто попадал сюда в конце Пути, тонули, не сумев подняться и вернуться!
Дальше я абсолютно не понял, что произошло. Прямо об меня что-то ударилось, я ухватился за него в смертельной судороге – и взлетел вверх.
Не знаю, сколько времени я переводил дух. Было сухо. Где-то вдали грохотал водопад, а передо мной зияла каменистая расщелина. Я тотчас нырнул туда – и услышал прерывистый вздох.
— Эй! – позвал я.
— Я здесь, — вздохнул он. – Я жив.
— Теперь проживем триста лет, — засмеялся я.
— Разве пауки живут триста лет? – сказал он слабым голосом удивленно.
— Только герои. Как мы с тобой, прошедшие до конца Пути и оставшиеся в живых.
А кто-то там, над белой бездной, закрыл кран, вышел из ванной и потушил свет.